Два года назад Керби Жан-Реймонд почти сдался. Но после победы в конкурсе молодых дизайнеров CFDA/Vogue Fashion Fund он стал одним из главных законодателей нью-йоркской моды.
8 сентября 2018 года мир моды захватила марка Pyer Moss. Люди — под дождем! — столпились в Weeksville Heritage Center — одной из первых общин свободного чернокожего населения XIX века, расположенной в Краун-Хайтс, которая находится в стороне даже от самых отдаленных показов всё более децентрализованной Недели моды в Нью-Йорке. Когда на подиуме появлялись особенно сильные образы — платье FUBU, на котором с помощью 200 тысяч кристаллов Swarovski была воссоздана картина художника Деррика Адамса; свободная футболка с надписью «Stop calling 911 on the culture» — зрители встречали их овациями и возгласами одобрения. Рэпер Sheck Wes поучаствовал в показе, пройдясь в нежно-розовом смокинге. Стоящий перед домами хор, облаченный в белые одеяния, исполнял церковные версии песен Роберты Флэк и Донни Хатауэя «Be Real Black for Me» и Fast Life Yungstaz «Swag Surfin». Аудитория проводила коллекцию и дизайнера Pyer Moss Керби Жана-Реймонда продолжительными аплодисментами. Хвалебные отзывы написалиThe New York Times, The Washington Post и Кэти Хорн. Обзор коллекции Pyer Moss Spring/Summer 2019 здесь
Это оказалось важнейшим событием в целой череде прорывов Жана-Реймонда на сцену мировой моды, совершенных за последний год. Прошлой зимой он заключил контракт о сотрудничестве с Reebok. Несколько месяцев спустя он выкупил бизнес у своих партнеров, что сделало его компанию одним из немногих предприятий в американском сегменте люксовой моды, владельцами которого являются чернокожие. В июле его назвали финалистом премии CFDA/Vogue Fashion Fund. В августе он выложил фото со встречи с редактором Vogue Анной Винтур и Вирджинией Смит, на которой он одет в футболку, чей принт переводится как: «Если вы узнали о Pyer Moss только сейчас, мы вас прощаем». Менее чем через два месяца после своего сенсационного показа он получил премию CVFF, а вместе с ней и 400 тысяч долларов. Модные издания в очередной раз бросились расхваливать дизайнера: «Мода наконец-то коронует своего нового принца, который стремится сделать индустрию более актуальной», — написала Робин Гиван.
https://www.instagram.com/p/BnHFaGRBYUc/?utm_source=ig_embed
Но к нему не всегда так относились. Жан-Реймонд основал Pyer Moss в 2013 году, и его увлечение политикой и общественным активизмом с самого начала определили его дизайнерское видение. (Бренд назван в честь его матери Вании Мосс-Пьер). В сентябре 2015 года бренд решил устроить показ в виде протеста Black Lives Matter, во время презентации коллекции представив фильм о жестокости полицейских. Когда Робин Гиван рассказала читателям о его планах, за несколько дней до шоу у бренда исчезла площадка для показа, а байер из Европы отказался с ним сотрудничать. Однако в феврале следующего года Антвон Сарджент в своей блестящей статье для VICE (материнская кампания GARAGE), посвященной Жану-Реймонду, те же самые качества уже восхвалял. Сарджент сообщил, что подготовка к показу стоила Жану-Реймонду 63 тысячи долларов, и из-за этого его бизнес потерял 120 тысяч долларов — ритейлеры отзывали свои заказы, увидев, что его послание негативно отразится на их работе.
Но Керби Жан-Реймонд стал только амбициознее. В сентябре 2016 года он представил коллекцию, которая соединила в себе институциональный расизм и угнетение, которые тем летом привели к смерти Элтона Стерлинга и Филандо Кастиля, и институционную жадность привилегированных белых. Он напечатал фотографию с ареста Бернарда Мейдоффа на полосатом пиджаке, продемонстрировав, как неотделим американский бизнес от полосок, которые носят заключенные. Там же был и атласный бомбер с фразой «Please Speak Only To My Attorney» («Пожалуйста, говорите лишь с моим адвокатом»). На каждом показе у него присутствуют хор и одежда, смысл которой понимаешь только после того, как немного поразмыслишь над ней.
Дизайнеры уже долгие десятилетия пытаются вынести политику на подиумы модных показов, но обычно у них это получается довольно неловко. Однако для Жана-Реймонда это что-то инстинктивное, подобно тому, как другие дизайнеры с легкостью находят свой фирменный силуэт. Так что же изменилось, модная индустрия или сам Керби Жан-Реймонд?
Ответ прост — изменилось и то, и другое. Но конечно, на самом деле всё гораздо сложнее. В ноябре я встретился с Жаном-Реймондом в его студии в фэшн-квартале города. Он один из немногих молодых дизайнеров, которые действительно работают в месте, которое исторически считается центром индустрии. Офис бренда выглядит элегантно и скромно: в передней части располагается уютный шоурум, а в задней — более свободное пространство с несколькими общими столами. В его личном кабинете стоит стул, два стула и книжный стеллаж с парой бутылок шампанского (одну из них ему подарили дизайнеры Public School: «Мое личное шампанское — это то, что мне нужно», — смеется он). Ничто в офисе не указывает на то, что «всю коллекцию финансирует тайный миллиардер», или что «дальновидный деспот превратил площадь в 75 квадратных метров в настоящий ад» — атмосфера, часто проявляющаяся в офисах других молодых дизайнеров. Но его пространство было стильным, красивым и спокойным.
«Ты изменился?» — спросил его я. — «Изменился ли твой бизнес? А индустрия моды?»
«Мне кажется, ты уже сам ответил на эти вопросы», — сказал он. — «Для нас ничего не изменилось. Я всегда был таким. Хотя да, конечно, теперь я полностью владею своей компанией — наверное, это единственное отличие». Керби Жан-Реймонд добавил, что еще он теперь больше экспериментирует с силуэтами. «Это уже мои деньги, и я могу делать с ними всё, что захочу».
Керби Жан-Реймонд говорит, что в целом единственная перемена — это то, что теперь их бренд начинают понимать и другие: «Индустрия, которая когда-то отвергала меня за то, что я слишком активно выражаю свое мнение, и редакторы, которые говорили: “Ты слишком негативный. Мы не можем о тебе писать. Ты всегда говоришь о плохом. Ты такой негативный”». Он отмечает, что теперь пресса и байеры относятся к чернокожим дизайнерам более серьезно. «Они бегут ко мне навстречу: “Черт возьми, да это же тот парень”. Ну, знаешь, “Это же он!”»
Так кто же этот парень? Ему 32 года. Он вырос в Ист-Флэтбуше в Бруклине, а теперь живет в Вильямсбурге. Среди его друзей можно найти кого угодно, начиная от рэпера Sheck Wes и основателя Noah Брендона Бабензьена и заканчивая дизайнером Vellies Авророй Джеймс. Он ведет личный дневник: «Я больше не пишу на бумаге, потому что три года назад сломал руку», — но он ежедневно записывает что-нибудь в заметки на своем айфоне. — «Заметкой может быть какая-нибудь фраза вроде “Stop calling 911 on the culture” (“Хватит сообщать в полицию о культуре”), которая потом оказывается на футболке, или “We forgive you for not knowing what Pyer Moss is” (“Мы прощаем вас за то, что вы не знаете, что такое Pyer Moss”). Вот такие вещи у меня в заметках». Но не все его заметки — это материал для дизайна Pyer Moss: «Вчера я написал: “Ты не видел могилы своей матери”. И это правда. Я никогда не видел могилу своей матери». Она умерла, когда ему было 7 лет. Его воспитывал его отец, а также родственники и друзья семьи.
Жан-Реймонд любит автомобили. Еще до его стремительного взлета, произошедшего в этом году, у Жана-Реймонда была Audi R8, которую он позже продал. Его бренд обладает ярким присутствием в социальных сетях, что отличает его от других компаний в модной индустрии, чьи онлайн-голоса часто бывают уравновешенно-нейтральными. В начале ноября в твиттере бренда появился пост: «Всем журналистам, начавшим писать про Pyer Moss — спасибо и привет. Пожалуйста, не называйте нас стритвир-компанией. Это ленивое и узкое описание, мы больше этого, вы больше этого» (когда я спросил Жана-Реймонда о том, кто отвечает за их твиттер-аккаунт, он ответил: «Я».)
Эта искренность и делает его особенным дизайнером: его взгляды и ценности его компании определяют бренд больше, чем его силуэты. После обмена любезностями мы практически сразу же перешли к обсуждению этичного потребления — в частности, разговор зашел о главном стритвир-бренде, Supreme, который в 2017 году продал 50%-ю долю инвестиционному фонду Carlyle Group, оценив компанию более чем в 1 миллиард долларов. Жан-Реймонд вспомнил несколько вещей, которые он осознал в разговоре с Бабензьеном. «Supreme принадлежит Carlyle Group, так? А Carlyle Group инвестирует в самолеты и всякое дерьмо, которое бомбит Йемен. Поэтому если ты покупаешь футболку от Supreme, ты делаешь богаче Carlyle Group».
Он продолжил: «Carlyle Group будет наживаться [на Supreme]. Они хотят получать десятикратную прибыль. Поэтому они будут и дальше его продвигать. Продукцию Supreme уже сейчас получить намного легче — перед магазинами уже нет столько очередей, как раньше, и рынок уже переполнен их вещами. И люди их потребляют».
Он говорит, что очень многие просто не знают — или не задумываются — о том, откуда берется их одежда. «Это не только нарушает законы о труде на заводах, но и финансирует терроризм — внутренний терроризм» (чтобы больше узнать об их лицемерии, посмотрите сериал бывшего корреспондента Daily Mail Хасана Минхаджа «Патриотический акт». В одной из серий своего шоу Минхадж рассказывает о 23%-ой доле Carlyle Group в аэрокосмической компании Wesco Aircraft, которая участвует в строительстве истребителя, используемого саудовскими военными для бомбардировки Йемена). Керби Жан-Реймонд — не единственный дизайнер, которого волнует экоустойчивость, ответственное потребление и редкие, но качественные покупки. Но разница между идеологией Жана-Реймонда и, к примеру, Everlane, заключается в том, что экоусточивость лежит в основе бизнес-модели Everlane. Метод потребления становится поводом для гордости — и причиной популярности. Но Pyer Moss характеризуется похожими качествами — в их коллаборацию с Reebok вошла шуба из искусственного меха (ее недавно надевал рэпер Future) — и его экоустойчивость объясняется стремлением к этичным методам работы (подобно бренду Marine Serre, который создает платья за тысячу долларов из старых платков).
В октябре Pyer Moss — то есть Керри Жан-Реймонд — вступил в спор в твиттере с женщиной, которая возмутилась ценой в 125 долларов за футболку «Stop calling 911 on the culture». Она написала целый ряд вопросов: «Деньги идут на какое-то благое дело или что??? Почему футболка столько стоит?… Кому это выгодно, кроме вас, ну, вот честно? Те, кто реально развивает культуру, не могут себе такое позволить». Бренд ответил на это собственными вопросами: «Вы читаете статьи или заголовки? Вы разбираетесь в контексте или риторике? Что вы делаете для поддержки добрых дел и благотворительных организаций? Вы являетесь клиентом люксовых брендов?» (На сайте бренда в описании футболки сказано, что 20% от выручки передаются некоммерческой организации The Innocence Project.) Другой пользователь твиттера спросил, не являются ли владельцы Pyer Moss белыми. Керби Жан-Реймонд ответил: «Очень смешно».
«Между собой мы называем эти футболки по 125 долларов “дешевыми футболками”, потому что это самый дешевый продукт в нашей коллекции, если не брать в расчет Reebok», — говорит Жан-Реймонд. — «Для того чтобы футболка стоила 125 долларов, и я при этом смог дать людям достойную зарплату, она должна быть дорогой. Если честно, я считаю, она вообще должна стоить 325 долларов, но я знаю свой рынок, и я хочу, чтобы она была движущим фактором. Поэтому нам удалось избавиться от посредника и продавать их напрямую через наш онлайн-магазин. И поэтому она стоит 125 долларов».
«Мы знаем всех наших швей, понимаешь, о чем я? Это не “давайте-ка отправим всё в Индию, подождем пару дней и получим наши вещи обратно”. А там кто-то прикован к чертовой машине для того, чтобы это сделать. Люди рассуждают об экоустойчивости — да никто не продаст вам экоустойчивый продукт дешевле, чем за сто долларов. Это невозможно. Кому-то в этой цепочке придется плохо».
Тем не менее, говорить о том, что в одежде бренда ничего не поменялось, было бы не совсем верно. За три года, что я посещал показы Pyer Moss, одежда кардинально изменилась, а в последних двух сезонах силуэты достигли нового уровня изысканности и отточенности. Если раньше коллекции казались причудливым сплавом Крейга Грина с Cross Colours, то теперь они выглядят минималистично и при этом не апатично — это мастерство, редко встречаемое в мире, на который до сих пор смотрят через тонированные очки Фиби Файло. Бренд использует пышные и воздушные ткани, а также богатые и эмоциональные цвета: пурпурный, фисташковый, горчичный. Его коллаборация с Reebok выглядит стильно, а толстые шнурки и пышные рукава толстовок добавляют в одежду что-то особенное, при этом не жертвуя ее удобством.
«Духовная спортивная одежда. Такое описание подходить ей лучше всего», — сказал он о своей эстетике. — «От церкви к спортзалу». Он признает, что это недавнее нововведение. «До 2018 года у меня не было своего силуэта, я просто шел в ногу со временем. И если моим ребятам нравились узкие джинсы, я делал узкие джинсы. Если им нравились широкие штаны, я делал широкие штаны. Теперь я не разрабатываю дизайн одежды для кого попало. Я разрабатываю видение, и люди постепенно начинают его разделять». Бренд обладает широким ценовым диапазоном, позволяющим новым покупателям познакомиться с брендом: от футболки за $125 долларов и плаща с лентами Reebok за $350 и до укороченной кожаной куртки за $1605. Керби Жан-Реймонд построил умный бизнес.
Дела у Pyer Moss не всегда шли так стабильно. Я не преувеличиваю, говоря, что сделка с Reebok спасла компанию — которую, как рассказал мне Керби Жан-Реймонд, он уже планировал закрывать, пока к нему не обратилась еще один спортивный бренд (и это был не Reebok). Ему срочно нужны были деньги, и то, как состоялась сделка с Reebok, является показательным и не очень приятным уроком о том, как крупные бренды сотрудничают с мелкими.
Жан-Реймонд рассказывает, что в феврале 2017 года у него в планах была сделка с конкурентом Reebok (он отказывается называть, кто это). «У меня совершенно не было денег», — говорит Жан-Реймонд. — «Меня выгнали из офиса, партнеры подали на меня в суд. Мне очень нужны были эти деньги».
Об этой сделке узнал Дэмион Прессон, который в то время занимал пост директора Reebok по глобальному маркетингу в сфере развлечений. «Он сказал: “Не работай с ними, работай с нами. Ты нам очень нужен. Что они тебе предложили?”» Прессон сказал Жану-Реймонду, что он получит полный креативный контроль. «Он говорил: “Мы дадим тебе ключи. Делай всё, что захочешь”».
«До 2018 года у меня не было своего силуэта, я просто шел в ногу со временем. Теперь я не разрабатываю дизайн одежды для кого попало. Я разрабатываю видение, и люди постепенно начинают его разделять».
Но не всё было так просто. «Я бы сказал, что они до последнего месяца колебались», — говорит Керби Жан-Реймонд. Наконец в сентябре 2017 года сделка была совершена. Он говорит, что всё дело было в «людях, которые уже ушли оттуда». «Те, кто работает там сейчас, действительно понимают это. Но предыдущие сотрудники говорили: “У него недостаточно подписчиков в инстаграме. Нам не стоит его нанимать за такие деньги”». Он был готов от всего отказаться. «Я сказал им: “Я сейчас нахожусь в очень плохом положении. Я в любом случае закрою компанию и займусь рестораном своих родителей. Поэтому если вы не предложите мне что-то такое, из-за чего мне стоило бы остаться в этой индустрии, то я не буду этого делать”».
Но Прессон за него боролся. «Ему пришлось столкнуться с сильным сопротивлением, потому что многие не понимали смысл этой коллаборации. Они не понимали Pyer Moss. Они постоянно сравнивали меня с Вирджилом [Абло] и моим другом Джерри [Лоренцо, Fear of God] и говорили: “Ну, это не Вирджил. Это не Джерри. Давайте найдем хотя бы Шейна Оливера. Зачем нам этот парень?” Они просто не могли этого понять. Он был единственным, кто увидел во мне то, что нужно, и смог меня протолкнуть».
Они подписали контракт через семь месяцев после того, как Керби Жан-Реймонд начал переговоры с Reebok, хотя это была не совсем та сделка, на которую он рассчитывал. «Изначально сделка заключалась в том, чтобы я занялся продвижением первых DMX Fusion», — конкурента Yeezy, который Жан-Реймонд изменил и сделал по-настоящему своим. — «И разработать линию для Foot Locker. Именно так парень, из-за которого я подписал контракт, уговорил меня согласиться. Он сказал: “Тебе нужно будет сделать вот эту часть, но зато ты сможешь тайно сделать свою собственную коллекцию. Я всё устрою”». Жан-Реймонд говорит: «Для того чтобы сделать это, мне пришлось тратить собственные деньги на рекламу, продвижение и всё такое. Ничто важное в жизни не дается легко. Но я скажу тебе вот что: когда в Reebok увидели мой продукт, они начали утверждать нужные бюджеты». Они помогли оплатить его показы, прошедшие в феврале и сентябре 2018 года. Они дали ему поработать над другими силуэтами кроссовок. Сейчас у него уже четыре совместные коллекции с брендом. (Коллекция для Foot Locker так и не появилась. Она планировалась для того, чтобы убедиться, что он достигнет ожидаемого объема продаж в первый год сотрудничества — Жан-Реймонд говорит, что он в четыре раза превысил эти показатели в первом же сезоне.)
Теперь Прессон работает с Reebok на договорной основе, поэтому представители бренда направили меня к их руководителю по глобальному бренд-менеджменту Крису Страчану, который тоже поддерживал коллаборацию с Жаном-Реймондом. «В случае с Керби, мы увидели в нем как талант, так и потенциал», — говорит Страчан. — «Мне кажется, что больше всего нас поразил подход Керби, а также то, как с помощью своих работ ему удается ломать барьеры. И что его работа выходит за пределы одежды и моды». Знаковый год, признание индустрии, преклонение знаменитостей — Страчан говорит, что они «видели на горизонте все эти вещи».
«Я рискнул и сделал ставку на себя», — говорит Керби Жан-Реймонд. Половину суммы от сделки с Reebok он потратил на выкуп своей компании, надеясь сохранить часть от второй половины и, может быть, потратить немного денег на автомобили. «Но у меня не получилось отложить ни копейки», — говорит он. — «Мне пришлось взять кредит [для разработки Reebok by Pyer Moss], нанять сотрудников и столько всего сделать для того, чтобы поддержать не только основную линию Pyer Moss, но и Reebok by Pyer Moss. Всё это могло оказаться напрасным. Но Reebok — как только они поняли, что мы делаем, и как много о нас говорят в прессе — они тут же меня полностью поддержали».
Келли Хиблер, который пришел в Reebok в августе прошлого года на должность генерального менеджера Reebok Classics, стал еще одним сторонником видения дизайнера. Очевидно, что все сомнения в отношении Жана-Реймонда были вытеснены энтузиазмом со стороны новой корпоративной структуры Reebok. «У Керби есть одно качество, которое нельзя не заметить — это бесстрашие», — говорит Хиблер. — «Он не боится появляться в заголовках новостей и поднимать какие-то темы, он не извиняется и не оправдывается за то, что он делает. И если посмотреть на бренд Reebok, это именно те вещи, которые всегда были ценностями нашего бренда». Келли отметил, что Жан-Реймонд как-то сказал ему, что с Reebok он «может быть собой».
Что касается будущих планов по сотрудничеству Pyer Moss и Reebok, компания спортивной одежды не сообщает ничего точного, но заявляет: «В будущем мы продолжим развивать видение Керби и Reebok».
Если Керби Жан-Реймонд изменился совсем чуть-чуть, то модная индустрия претерпела значительные изменения. В каком-то смысле популярность Жана-Реймонда, пришедшая к нему в прошлом году, является синекдохой к тем переменам — резким, но долгожданным — которые индустрия пережила за тот же период времени.
Осенью 2018 года Pyer Moss сотрудничал с Cross Colours, а в следующем сезоне — с FUBU. Керби Жан-Реймонд говорит, что это такой способ исправить историю, и в то же время — это напоминание о том, насколько иной была модная индустрия в его детстве. «Дело в том, что мы, “люди, которые выглядят как я”, к модной индустрии никогда не допускались. Конечно, исключением были знаменитости, которые с помощью своего лица, своего присутствия и своей привлекательности могли превращать людей в коэффициент окупаемости инвестиций (ROI) — все остальные, каждый чернокожий или цветной человек в 90-е и 2000-е к индустрии не допускался. В его детстве в 90-х у них был какой-то «странный мир, альтернативная модная вселенная». «Свою одежду нам рекламировали такие бренды, как Cross Colours, FUBU, Karl Kani, Lugz, и поэтому они и стали нашей индустрией моды». Он говорит, что по сравнению с основной модной индустрией это казалось «параллельной вселенной». «Всё это происходило одновременно, и мы все жили в одно и то же время, но в совершенно разных пространствах».
Эталонными образцами коммерческого американского бизнеса являются такие бренды, как Donna Karan, Calvin Klein и Tommy Hilfiger, но «FUBU тоже получает прибыль размером в 350 миллионов долларов в год». «Эти компании должны были быть наравне».
«А теперь, начиная с 2013 года, происходит наше очередное восстание. Это мои друзья. Я, Шейн, Тельфар [Клеменс], Аврора — мы как бы проникаем на рынок. Мы — новое поколение тех, кто «не принимает отказа» и проникает в это пространство».
В том, кто управляет индустрией, тоже произошел сдвиг. В ноябре американское исследовательское агентство CivicScience, изучающее потребительские инсайты, сообщило о том, что за последние несколько лет количество людей, интересующихся модой и трендами, увеличилось, однако уровень интереса к таким устаревшим платформам, как журналы, телевидение, кинематограф и сайты, остался неизменным. Несмотря на то, что одним из факторов таких перемен, безусловно, является большое количество модного материала в инстаграме, в том числе, прямые трансляции с показов и более аутентичный контент инфлюенсеров, нельзя отрицать, что в возобновлении интереса к индустрии большую роль также сыграли знаменитости. Работая со стилистами и устанавливая близкие отношения с дизайнерами, знаменитости пожинают плоды более смелой манеры одеваться, в результате чего то, что пару лет назад могло показаться чем-то авангардным — начиная от небольших брендов вроде Craig Green и Molly Goddard и заканчивая экстравагантностью крупных корпораций вроде Balenciaga и Gucci — уже становится совершенно привычным. В частности, в работе с брендами, чья одежда в противном случае казалась бы «сложной в носке», ключевым элементом стали музыканты. За последний год Pyer Moss тоже стал брендом, одевающим знаменитостей — его поддерживают такие личности, как Future, Трейси Эллис Росс, Джанет Джексон, Джейден Смит, Дев Хайнс, Gucci Mane, La La Anthony и даже сама Мишель Обама.
«Моя история доказывает, что Бог существует. Надеюсь, что люди поймут по крайней мере это. Если судить статистически, меня здесь не должно быть, понимаешь, о чем я? Но я смог. Я смог это сделать. И любой может».
Я спросил Жана-Реймонда о том, кто, по его мнению, является «привратниками модной индустрии». «Я», — невозмутимо ответил он. — «Да нет. Не думаю, что существуют какие-то привратники…» Он замолчал и достал мятные леденцы. Он и до этого уже сидел с пакетиком этих конфеток для богатеньких хиппи. «По некоторым стандартам, в Америке — это CFDA. Другие говорят, что это Анна Винтур. Но я скажу об американской индустрии моды вот что: это сама восприимчивая, самая жадная до новой энергии, новой крови, нового стиля, новой креативности индустрия, которую мне приходилось видеть, а я многое повидал».
Керби Жан-Реймонд попал в заголовки модных изданий, назвав Винтур «очень приятным человеком» во время своей ноябрьской речи при вручении премии CVFF, и у него нашлось еще больше теплых слов в ее адрес во время нашего разговора. «Она не производит плохого впечатления», — признался он. — «Она замечательный человек с сумасшедшим чувством юмора, который любит новые таланты, новые стили, и который постоянно учится чему-то новому». Он ненадолго замолчал. «Знаешь, может, она очень хорошо и разбирается во многих вещах, но в то же время она прекрасно знает, в чем она не разбирается, она понимает, что нужно для того, чтобы укрепить модное сообщество Америки, она с готовностью принимает вызовы и поддерживает новых дизайнеров, а еще она очень восприимчивая». Он говорит, что, по крайней мере, так она относится к дизайнерам — к нему, Авроре Джеймс и Раулю Лопезу (Luar), которых в этом году тоже номинировали на CFDA. «Она не обязана быть такой. Она же главный редактор Vogue — она не обязана сидеть в жюри, пытаясь понять, кто станет следующим новым дизайнером и кто заслуживает денег, чтобы начать свой бизнес. Она не обязана заниматься всем этим».
Я спросил, как у него идут дела с продажами. «Просто невероятно», — сказал он. 5 октября бренд запустил онлайн-магазин, и за первый месяц онлайн-продаж они заработали больше, чем в 2016 году на оптовой торговле.
Я спросил Жана-Реймонда, не устал ли он после такого сумасшедшего года. Большую часть последних двух месяцев он провел в поездках. «Говоря словами великого пророка Кевина Гейтса, я не устаю. Я могу испытывать скуку, но не усталость». Я сказал ему, что он производит впечатление довольно оптимистичного человека. «Ненавижу пессимистов», — сказал он. — «К чему это всё? Какой в этом смысл? Какой смысл в том, чтобы говорить людям, что у них что-то не получится? Какой смысл в том, чтобы говорить себе, что у тебя что-то не получится? Это нелепо. Моя история доказывает, что Бог существует. Надеюсь, что люди поймут по крайней мере это, ведь если судить статистически, меня здесь не должно быть, понимаешь, о чем я? Но я смог. Я смог это сделать. И любой может».
Источник: Garage.vice.com