Хип-хоп-магнат Канье Уэст взял интервью у своего дизайнера интерьера Акселя Вервордта, а также раскрыл свои планы по написанию книги по философии, поделился мыслями о приходе Вирджила Абло в Louis Vuitton и целями бренда на будущее: «Я больше не хочу быть номером один, я хочу быть водой».
Когда Канье Уэст должен был брать интервью у своего дизайнера Акселя Вервордта, произошло нечто любопытное. Когда Вервордт только вошел в офис Yeezy в Калабасасе – коллаборации хип-хоп-магната с Adidas – Уэст выглядел чем-то озабоченным. Позже он признался, что его подавленный вид был связан с новостью о том, что давнего коллаборациониста Yeezy, Вирджила Абло, назначили креативным директором мужской линии Louis Vuitton. Но как только Уэст и Вервордт начали беседу, всё как будто пришло в норму.
Они тоже это почувствовали, поскольку ответы Вервордта постоянно идеально подводили к следующему вопросу Уэста. Это было просто удивительно. Диалог был приурочен к выходу книги «Axel Vervoordt: Stories and Reflections» («Аксель Вервордт: истории и размышления») издательства Flammarion – мемуаров, написанных в соавторстве с Майклом Гарднером (раскроем все карты: это брат модератора этого интервью). Были затронуты как философские, так и светские темы, а также работа в сотрудничестве (Вервордт помогал оформлять особняк Уэста и Ким Кардашьян). «Для меня это действительно важно», – сказал Уэст. – «Для меня это как поход в церковь».
Вервордт согласился, но только при условии, что его не будут называть священником. Ему также не нравится звание декоратора. «Некоторые люди называют меня так, но я не считаю себя декоратором», – возразил он. Вместо этого он предпочитает называться «коллекционером, куратором и дизайнером». Семидесятилетний Вервордт родом из Бельгии. Неподалеку от Антверпена вместе со своим сыном Борисом он занимается одноименным бизнесом, в рамках которого контролирует работу более 100 сотрудников.
Вервордт, в прошлом году попавший в топ-100 дизайнеров интерьера по версии международного журнала об архитектуре и дизайне «Architectural Digest», известен своим многогранным вкусом, талантом к смешиванию стилей и периодов времени, а также сногсшибательными стендами на выставках по искусству, антиквариату и дизайну интерьера по всему миру. Он занимался планировкой домов в Нью-Йорке, Майами, Токио, Лондоне, Лос-Анджелесе, Европе и даже на Ближнем Востоке. Ценителям искусства он также известен своими легендарными выставками в Палаццо Фортуни в Венеции во время Биеннале 2007-2017 годов.
Он также занимается дизайном интерьера Уэста и Кардашьян, а также Стинга и его жены Труди Стайлер. Они, как и Уэст, не раз совершали поездки к нему домой – в замок XII века под названием ‘с-Гравенвезел – и в Kanaal, бывший пивоваренный завод, в котором компания разместила шоурумы, мастерские и художественные галереи, а также 100 квартир, ресторан, пекарню и рынок свежих продуктов. (Другие звезды, например, Эллен Дедженерес, тоже являются поклонниками дизайнера: «Аксель Вервордт просто лучший во всём», – говорила она.)
«Талант Акселя заключается в том, что он улавливает атмосферу места, которое преобразует, и отражает это в дизайне», – пишут Стинг и Стайлер в своём тёплом комментарии. – «Он узнает историю места, понимает его настроение, его основу. Еще он поддерживает идею непостоянства и скоротечности. Он – очень жизнерадостный человек, и мы с гордостью называем его своим другом».
Их чувства разделяет и Роберт Де Ниро, который сотрудничал с Вервордтом при разработке дизайна и декорирования своего отеля Greenwich Hotel. Де Ниро сообщил THR (The Hollywood Reporter), что он попросил Вервордта придумать для города что-нибудь особенное, что-то, что будет выделяться. «Мне нравится его стиль и изысканность», – говорит Де Ниро, добавив, что больше всего ему по душе простая элегантность его работ. – «Может быть, пентхаус и не располагает всеми удобствами, которые вы могли ожидать, но он является произведением искусства и гордостью города. Этого мы и добивались. И кто еще, если не Аксель, мог это осуществить?»
И кто еще, если не Вервордт, мог в пятничный день привести Уэста в церковь? «Одухотворенность – вот наиболее подходящее Вервордту слово», – без колебаний говорит Уэст, а затем добавляет в список его качеств понятие «фундаментальность». – «Я не хочу называть слишком много эпитетов, потому что его работы говорят сами за себя».
КАНЬЕ УЭСТ: THR говорят, что люди захотят узнать, как мы познакомились. Я помню, как проходил мимо вашего стенда (на Европейской ярмарке изобразительного искусства в Маастрихте, Нидерланды в 2013 году) и увидел журнальный столик. Это был очень низкий, темный журнальный столик с круглыми краями, и казалось, что он парит как космический корабль. Я помню, как подошел и почувствовал себя так, словно я в фильме «Бэтмен».(Смеется.) Это было что-то такое в стиле Брюса Уэйна. У меня появилось очень душевное, глубокое чувство к тому пространству. Я подошел к вам и спросил: «Кто это сделал?»
АКСЕЛЬ ВЕРВОРДТ: Мы сразу нашли общий язык. Я сразу понял, что вы были в восторге от тех работ. Даже если люди думают, что мы относимся к двум совершенно разным мирам, вместе мы помогаем друг другу. Вы были таким спонтанным, искренним и оживленным. Сейчас мы вместе работаем над домом, и я почерпнул некоторые идеи от вас, потому что у вас отличный вкус. Мы говорим о каких-то вещах и мы изменяем вещи. Вот что мне в вас нравится – я совершенно такой же – вы никогда не останавливаетесь, никогда не считаете себя лучше всех и всегда стараетесь делать всё как можно лучше. Вы всегда хотите учиться новому и служить людям. Вы уже много раз говорили: «Я в ответе за огромное количество людей, за миллионы людей. Моя жена очень важна для меня». Это было так мило, и меня это тронуло до глубины души. И вы говорили это не один раз, вы повторяете это постоянно.
КАНЬЕ УЭСТ: Ага. Вы – самоучка в области искусства, дизайна и интерьера. Можете объяснить, откуда берутся ваши инстинкты?
ВЕРВОРДТ: Из детства. У нас были лошади, поэтому отец часто приносил с лугов полевые цветы, и моя мама любила их больше, чем красные магазинные розы. Она научила меня ценить простые вещи.
КАНЬЕ УЭСТ: Это здорово. А у меня было своего рода маленькое секретное оружие: я получил ученую степень доктора искусств Художественного института Чикаго. (Смеется.) Я обучался по гранту в Американской Академии Искусств, но на самом деле образование приходит с любовью к вещам, пространствам, цветам и тому, как они влияют на ваши чувства. Иногда вы учитесь новому благодаря тому, что вам что-то не нравится, и вам приходится учиться на это реагировать. Если вас беспокоит какое-то бездушное пространство, Аксель Вервордт это исправит!
ВЕРВОРДТ: Да, у мерзости и уродства учиться тоже можно, потому что вы либо захотите улучшить ситуацию, либо попытаетесь с этим смириться. Нет красоты без уродства. Искусство заставило меня посмотреть на вещи по-другому. Оно прояснило мой разум. Когда мне было 14 лет, я в одиночку поехал в Англию, чтобы купить какой-то антиквариат. А потом я продал эти вещи друзьям моих родителей. Я побывал в больших, красивых домах, и в них была просто потрясающая мебель и произведения искусства. А у порога стояли резиновые сапоги. Они вели простую жизнь бок о бок с красивыми вещами. Во Франции и других странах у людей тоже имелись дорогие вещи, но к ним было запрещено даже прикасаться. Это всё делалось только для того, чтобы показать своё богатство, и мне это никогда не нравилось. Мне нравятся вещи, которые вам близки, в которые вложена душа.
Когда мне был 21 год, я служил в армии. И я купил сюрреалистическую картину Магритта. Но потом я понял, что больше не могу на нее смотреть. Она меня больше не трогала, поэтому я её перевернул и положил на пол спальни. Кто-то сделал мне хорошее предложение, и я продал её за огромные деньги. Я бы никогда не поверил, что она может столько стоить. Потом я купил Лучо Фонтана. Он вводил в своих работах третье измерение, он создавал пустоты, освобождал пространство и выходил за пределы холста. Это похоже на рождение ребенка – это тоже больно, но это рождает новый мир. Эти художники сильно на меня повлияли. Некоторые из них, например, Гюнтер Юккер со своими гвоздями, стал моим хорошим другом. Мне потребовалось 20 лет, чтобы захотеть приобрести его работу. Я считал их слишком агрессивными, пока не понял, что создание этих работ похоже на процесс посадки деревьев, когда постоянно нужно оставаться сосредоточенным. Сосредоточение чувствуется в каждом гвозде. Это как быть мастером Дзен. У него очень одухотворенные работы. Я открыл духовную сторону его работ и теперь я от него в восторге.
КАНЬЕ УЭСТ: Что насчет кинематографа или телевидения? Вы что-нибудь смотрите? И вдохновляют ли вас каким-либо образом развлекательные формы искусства?
ВЕРВОРДТ: О, это какой-то кошмар. У меня совсем нет времени. Но если я посмотрю фильм, который мне не понравится, то для меня вечер потерян. Поэтому я боюсь идти в кино и потратить время зря. (Смеется.) И я больше не читаю газеты. Я почти никогда не смотрю телевизор, потому что мне нравится быть непредубежденным и иметь мнение, никем мне не навязанное. Мне немного страшно оттого, что сейчас очень много плохих новостей. Слишком много говорят о том, что идет не так, и слишком мало о том, что происходит хорошего. А о замечательных людях, которые помогают другим, вообще никогда не упоминают. Это меня возмущает до глубины души.
КАНЬЕ УЭСТ: Мне кажется, в новостях нет баланса. Как вы и сказали, мы не хотим, чтобы на наше мнение влияли, мы просто хотим быть проинформированы. Есть понятие, которое сейчас широко используется: инфлюенсер. Я не хочу, чтобы на меня кто-то влиял… Поэтому обычно я не смотрю телевизор. Мне нравилось смотреть Олимпийские игры. (Смеется.) И я стараюсь смотреть документальные фильмы. А еще есть фильм Уэса Андерсона («Остров собак»), который сейчас идет в прокате, вот на него я обязательно постараюсь успеть.
«Я больше не хочу быть номером один, я хочу быть водой»
ВЕРВОРДТ: А мне нужно сконцентрироваться на работе, понимаете? В ней ежедневно что-то меняется. Хочется быть частью общего потока, не включая в него своё эго. Чем ты свободнее, тем ты более творчески подходишь к делу. Эго ограничивает.
КАНЬЕ УЭСТ: Я борюсь с этим каждый день.
ВЕРВОРДТ: Как и все мы. Я тоже.
КАНЬЕ УЭСТ: Ваш дом – это замок, который вы купили с женой в 80-ых.
ВЕРВОРДТ: В 84-м году, когда я купил этот замок, доллар был рекордно высоким. Все инвестировали в Америку, но я все ещё верил в Европу. Внутри он выглядел совершенно ужасно. Подделки «времен» Людовика XIV, французские подделки. Нам пришлось всё выкинуть. Сначала мне казалось, что это замок меня приобрел, и я был в нем слугой или дворецким. Но четыре года спустя, в 88-м году меня как будто молнией ударило. Мы с замком стали единым целым. Я в нем до сих пор периодически что-то меняю.
КАНЬЕ УЭСТ: Я бывал в замке много раз, и это что-то невероятное. Эти виды… Это очень трудно описать словами. Люди должны сами это увидеть и просто побывать внутри помещения. Каждый кусочек стоит миллиона слов. Он больше притягивает из-за ощущений, которые испытываешь там. Вы известны сочетанием старого и нового, элементов Востока и Запада. Вы – человек, создающий оригинальный микс, который сейчас пытаются повторить так много людей. В чем ваш секрет?
ВЕРВОРДТ: Я бы сравнил это с проведением ужина, когда ты собираешь за одним столом людей, которые не знакомы друг с другом. И ужин оказывается прекрасным. Все вдохновляют друг друга. Это немного похоже на то, как я совмещаю разные вещи вместе. В них должно быть что-то общее. Также это должно быть чем-то вне времени.
КАНЬЕ УЭСТ: Я вообще считаю, что сейчас время всеобъемлюще. Будущее уже наступило, прошлое еще не ушло. Есть такие люди, которым при знакомстве говоришь: «О, да ты из будущего». Это чувствуется в их духе. Есть люди, которые просто оказались во времени, в котором их не ценят. А есть люди, которых в этот период времени ценят, и они в конечном итоге становятся более известны… Или печально известны. Но мне нравится единение с «вечной энергией», с людьми и музыкантами вокруг меня. При работе с художницей Ванессой Бикрофт над клипом «Runaway» нам было очень важно никак не обозначать время, не выдавать какие-то вещи, символизирующие условия и среду, в которой мы находились.
ВЕРВОРДТ: Очень хорошо сказано. Я точно так же к этому отношусь. В любой момент в будущем, прошлое – это настоящее. Вот почему нужно присоединяться к этой огромной силе без своего эго, без его ограничений. Вы чувствуете эту неподвластность времени, которая выходит за рамки моды. С модой это не имеет ничего общего. Мне кажется, всё, что вам нравится, всё, что вы делаете и создаете, – это вне моды. Это отличается от образа мышления большинства людей: «Вот это на этот сезон, это на следующий сезон,» – с этим вы никак не связаны. Вам нравится создавать вещи, которые просто есть, и они не стареют. Я уверен, что есть другие дизайнеры, которые мыслят в рамках быстрой моды, которые думают об этом сезоне, о следующем сезоне. И мне кажется, что вы так никогда не думаете, и я так никогда не думаю.
КАНЬЕ УЭСТ: Да, иногда люди даже говорят, что одежда – это скучно, но сегодня можно носить что-то и четырехлетней давности. Можно избегать трендов… Если бы вам пришлось жить в другой период времени, какой бы вы выбрали?
ВЕРВОРДТ: Не знаю. Я никогда даже не думал об этом, потому что я живу настоящим, в котором прошлое и будущее находятся здесь и сейчас. Зачем мне хотеть жить в другое время?
КАНЬЕ УЭСТ: Да… Точно, нужно жить в моменте, быть здесь и сейчас. Я обычно впадаю в крайности. Вот сейчас я изучаю новую концепцию. Я пишу философскую книгу, которая называется «Break the Simulation» («Сломай симуляцию»). И у меня есть своя философия – или назовём это просто концепцией, потому что иногда «философия» – слишком громкое слово. У меня есть концепция о фотографиях – о том, что люди просто одержимы ими – и у меня к фотографии двойственное отношение, потому что она вытаскивает тебя из настоящего и переносит в прошлое или в будущее. Фотографии можно использовать для того, чтобы запечатлеть момент, но часто люди слишком увлекаются процессом. Они тратят слишком много времени на воспоминания. Людям всегда хочется узнать историю чего-либо, что, конечно, тоже важно, но мне кажется, истории придают слишком большое значение. Одна интересная вещь, о которой я много думал, это то, как далеко люди возвращаются в прошлое при работе над дизайном одежды. Есть дизайнеры, которые вдохновляются чем-то из 1920-х годов или чем-то из 1940-х, особенно те, кто занимаются спортивной одеждой и обувью. Моя спортивная одежда – это действительно одежда для спорта. Я работал с парнем по имени Дэвид Касавант, и мы смотрели, как выглядели спортивные штаны 1940-х и 1980-х годов, и мне показалось интересным, что он отказался вернуться к 40-м годам и взять их за основу. Он хотел вдохновляться чем-то близким к сегодняшнему дню, оставаться в настоящем. Но я не говорю, что оглядываться назад и брать за основу что-то из далекого прошлого – это плохо. (Смеется.)
Но так как мы с вами разрабатываем новый проект (в Лос-Анджелесе), интересно, как выглядят наши дома сейчас. Даже моя жена, я считаю, что она — Мария-Антуанетта нашего времени. И с вашим подходом к пространствам, мне кажется, что по тому, над чем мы сейчас работаем, будут судить о человечестве в ближайшие 500-1000 лет.
ВЕРВОРДТ: Ого, мне кажется, я сейчас покраснею. (Смех.)
КАНЬЕ УЭСТ: Однажды какой-то дизайнер сказал мне, что моя жена – мастер света, а я – мастер времени. Уметь распоряжаться временем – это как уметь гранить алмазы. Умение сохранять время более ценно, чем умение хранить алмазы, потому что время – наш самый ценный ресурс. Поэтому использование чего-то вечного для того, чтобы напомнить нам о том, что такое время – это хорошая идея. Когда вы только вошли, я размышлял об очень серьезной вещи, которую никак не мог выбросить из головы. Но уже то, как вы выражаете свои мысли, подняло мне настроение.
ВЕРВОРДТ: Случилось что-то плохое?
КАНЬЕ УЭСТ: Не плохое и не хорошее, просто мой креативный соавтор занял высокий пост в Louis Vuitton. (Смеется.)
ВЕРВОРДТ: Ого.
КАНЬЕ УЭСТ: Просто мы с Абло боролись за то, чтобы создавать одежду определенной стоимости, не уступающую по качеству и спросу более дорогой одежде… Но неправильно называть его моим креативным директором. Он был моим соавтором.
ВЕРВОРДТ: Не бывает победы без потерь, и в каждой потере есть своя победа. Но некоторые люди всегда будут в неудаче видеть поражение. Мы должны принимать неудачи как самураи. Тогда ничто не сможет причинить вам боль. Принятие – это процесс обучения.
КАНЬЕ УЭСТ: То, что вы говорите, это что-то очень духовное. В Adidas у меня есть Yeezy, но на самом деле это именной бренд. Это мое прозвище. Мы делаем кроссовки, которые очень хорошо продаются, и нам говорят: «О, это бренд номер один в женской повседневной одежде». А я больше не хочу быть номером один, я хочу быть водой. Я хочу быть ближе к ЮНИСЕФ или чему-то, где я смогу использовать свои знания и помочь как можно большему количеству людей, а не просто засунуть свои знания в бренд.
ВЕРВОРДТ: Я вас понимаю. Я чувствую то же самое. Я никогда не хотел быть первым или лучшим. Никогда. Но я всегда хотел делать всё, что в моих силах. Я езжу на лошадях всю свою жизнь и обучаю лошадей дрессуре, и даже здесь я борюсь с самим собой и с лошадью. Но больше с собой. Это что-то типа: «Я хочу стать единым целым с лошадью, и через это единство с лошадью я чувствую единство со Вселенной», понимаете? Это не соревнование. Это процесс обучения.
КАНЬЕ УЭСТ: У вас есть такая фраза: «Ничего не выходит из моды быстрее, чем сама мода». (Смеется.)
ВЕРВОРДТ: Да, так и есть.
КАНЬЕ УЭСТ: Но когда я общаюсь с людьми из модной индустрии, они говорят: «Мода – это мечта, и мы продаём эту мечту». Я говорил людям разные вещи – и сейчас я уже мог два или три раза поменять своё мнение насчет них. Я чувствую себя, как Стивен Хокинг. Его взгляды и теории постоянно менялись. После того, как он что-то доказывал, он что-то опровергал, так ведь? Потому что не существует ничего правильного и неправильного, есть только двойственность.
ВЕРВОРДТ: Да, точно.
КАНЬЕ УЭСТ: Но в моде говорят: «Мы продаем мечты». Твой инстаграм и то, как ты выставляешь себя в Интернете, противопоставляется тому, кто ты есть на самом деле; то, кем ты являешься, когда бодрствуешь, противопоставляется тому, кем ты можешь быть, когда ложишься спать и видишь сны. Я раньше был, как Мартин Лютер Кинг – он говорил: «У меня есть мечта». А я теперь говорю: «Хватит мечтать». Ведь это идеи, которые можно привести в действие. Иногда сказать, что что-то является мечтой – это почти сказать, что это невозможно. Или говорить, что ты пытаешься, но – это ведь лишь «попытка». Иногда слово «попытка» для меня звучит, как «провал». (Смеется.)
ВЕРВОРДТ: Поэтому я обычно не мечтаю о тех вещах, которые не смогу воплотить в жизнь. Я мечтаю о чем-то и хочу это реализовать, даже если это очень сложно.
КАНЬЕ УЭСТ: Существует много слов, которые я бы хотел убрать из языка, когда дело касается компании, например, само слово «компания». Мне больше нравится слово «сообщество». Мне не нравится слово «бренд», потому что мы не используем брендинг.
ВЕРВОРДТ: Да, точно.
КАНЬЕ УЭСТ: Мы просто информируем. У очень большого количества слов, связанного с компанией, совершенно не подходящий Yeezy смысл.
ВЕРВОРДТ: Что касается высокой моды, то для меня идеальная креативная мода – это та, в которой отражается то, что людям нужно в данный момент. Мир постоянно меняется.
КАНЬЕ УЭСТ: Вы всегда говорите: «Думать глобально, действовать локально». Поэтому даже сейчас один из моих вопросов к вам: как нам собрать мебель для проекта в Лос-Анджелесе, а не привозить её из Бельгии с задержками на таможне?
ВЕРВОРДТ: В нашем новом проекте мы хотим вернуться не в прошлое, а вернуться к истокам. Мы хотим почувствовать истоки происхождения природы, истоки происхождения этой горы и понять, что гора хочет от дома. Мы не относимся к этому так, как будто «мы будем строить дом так, чтобы все увидели, какой он красивый». Нет. Я думаю, мы ищем то, что ему подходит, то, что всегда там было, а значит, он останется неподвластен времени. Но он также будет связан с истоками. Это всегда предполагает поиск, в котором мы оглядываемся далеко назад, но также заглядываем в будущее.
КАНЬЕ УЭСТ: У меня много друзей с таким подходом – так как мы люди творческие, понятное дело, что мы хотим, чтобы наши творческие друзья были нам близки. Но многим творческим людям приходится поступаться своими принципами в том плане, что им приходится работать с галереями и другими проектами, чтобы быть в состоянии позволить себе вещи, которые будут их вдохновлять, позволить себе дом, который будет их вдохновлять, такие пространства, которые позволят им чувствовать себя лучше. Им приходится поступаться своими принципами, чтобы быть в состоянии купить себе дом с красивым видом. И сейчас все эти вещи стоят очень дорого, поэтому наша миссия заключается в том, чтобы распространять то, что еще можно назвать «обществом созидания», и – мне даже не нравится говорить свысока, мне нравится быть на равных, – нам нужно избавиться от классов и понятия о том, что относится к высокому, а что относится к низкому классу, и начать говорить о том, что всё это находится в одной плоскости. Поскольку общение – это то, как мы обмениваемся информацией, прямо сейчас самый простой способ – это говорить об обществе созидания и уметь применять его принципы, всё, точка.
THR хочет, чтобы мы назвали место с самым красивым дизайном в мире. Мой ответ – это где-то в Африке или на Гавайях, там, где океан бьется о скалы. Биг-Сур тоже вызывает у меня похожие чувства. Но это дизайн бога.
ВЕРВОРДТ Я не могу сказать, что это самое красивое место в мире, но всё равно упомяну погребальные камеры в пирамиде Хеопса. Мне посчастливилось там побывать с моими сыновьями (в 1995 году). Это то, что мы никогда не забудем. И еще на её примере мы смогли изучить искусство пропорций.
КАНЬЕ УЭСТ: О, а я бы еще упомянул вашу выставку о пропорциях. (В 2015 году Вервордт курировал Венецианскую выставку «Proportio».) Архитектура должна передавать человечеству понимание пропорций и пространства, а также того, как они влияют на настроение. Потому что мы все страдаем от вещей, не всегда правильно применяющихся, то ли из-за недостатка образования, то ли из-за отсутствия ответственности. В дизайне должна присутствовать ответственность, вне зависимости, одежда это, технологии или инстаграм, где вы получаете сотни лайков, потому что из-за этого вырабатывается дофамин, который влияет на ваше эго и самооценку. Понимаете?
ВЕРВОРДТ: Да. (Смеется.)
КАНЬЕ УЭСТ: Извините, что я говорю так неуклюже. Мне как будто четыре года. (Смех.)
ВЕРВОРДТ: Я очень верю в силу пропорций. Это что-то, что вы чувствуете. В XVI-XVII веках пропорции были тайным знанием. Только посвященные могли познать искусство пропорций. Сейчас мы живем в такое время, когда никаких тайн больше нет.
Источник: Hollywoodreporter.com