Последний показ Карла Лагерфельда для Chanel стал концом одной эпохи и началом другой. Бренд пошел по пути, проложенному Alexander McQueen и Azzedine Alaïa.
Они пришли на последний показ Карла Лагерфельда для Chanel — на его заключительный грандиозный акт — в твиде и жемчугах, в камелиях и бриллиантовых сдвоенных «C». Они пришли в кроссовках от Chanel, футуристичных серебряных сапогах от Chanel, ремнях от Chanel и сумках от Chanel. Анна Винтур пришла в длинном пудрово-розовом костюме от Chanel, а Жанель Моне — в разноцветном блестящем платье-калазирис в египетском стиле из коллекции, представленной в храме Дендур.
Показы Chanel всегда привлекали больше клиентов, чем любое другое шоу всего модного сезона, и сторонники и преданные покупатели бренда всегда любили похвастаться своими роскошными нарядами. Но никогда еще пространство под светящимся стеклянным куполом Большого дворца не было настолько заполнено фирменной тканью Дома — букле.
Придя туда в 10:30 утра — почти за час до начала показа — они увидели с десяток швейцарских домиков, расположившихся на фоне высоких гор. Трубы некоторых из них испускали клубы дыма, и всё это окружали снежные сугробы, скрывшие под собой подиум. Среди 50 зеленых елей и заснеженных фонарных столбов из маленьких холмов торчали лыжи и палки Chanel. По информации, поступившей от представителей Модного дома, при подготовке к этому показу господин Лагерфельд уже знал, что умирает. Он планировал шоу вместе со своей бывшей правой рукой и нынешней преемницей, Виржини Виар.
На мгновение им удалось сотворить настоящую тишину и спокойствие.
А затем заиграли колокольчики. После этого наступила минута молчания, нарушенная звучанием записи голоса Лагерфельда — его знакомая прерывистая, торопливая речь — после чего на ступеньках «Шале Гардения» появились модели. Их строй возглавила одна из любимиц Лагерфельда, Кара Делевинь.
Во что же они были одеты?
В объемные мягкие твидовые пальто черно-белой расцветки, плиссированные брюки на высокой талии, достаточно свободные для размашистых шагов с руками в карманах. В качестве варианта более узкого силуэта — короткие, похожие на леггинсы бриджи под облегающими мини-платьями и укороченные пиджаки такого же цвета. Вязаные платья с трехмерными скандинавскими принтами. Лыжные куртки на молнии с кристаллическими узорами, выложенными из настоящих кристаллов. Пуховики базовых цветов (в том числе ярко-фиолетовый). Поясные сумки с брендингом в виде сдвоенной «C» из овечьей шерсти. Украшения для волос в форме снежинок.
Легкие, словно туманная пелена, шифоновые платья были покрыты принтом с крошечными фигурками лыжников и подъемниками в виде «СС»; смокинги из белого королевского атласа отливали холодным блеском; лифы «платьев-снежков» (как назвал их сам бренд) из шелка марабу и шифона были украшены вышивкой золотых снежинок. В одном из них по подиуму прошлась Пенелопа Крус, держа в руке белую розу. Закрыла показ песня Дэвида Боуи «Heroes».
Как зрители, так и модели не могли сдержать слез. Но это не было похоронами или ретроспективой. Это был классический показ Chanel, сделанный совершенно по-Лагерфельдовски: коммерчески успешный, ироничный, изобилующий идеями, переменчиво изящный и тяжелый, прогрессивный и не теряющий связи с прошлым. По своим масштабам почти кинематографический. Свободный от чрезмерной обеспокоенности.
Но, несмотря на овации, на финальный поклон так никто и не вышел.
Ничего не изменилось — руководство Chanel решительно заявило, что всё останется прежним; команда бренда и Виар, которой в заметках к шоу приписано не меньшее авторство над коллекцией, чем Лагерфельду, как ни в чем ни бывало продолжат свою работу — но всё же что-то было другим. На каждом месте лежал конверт (на показах Chanel всегда были конверты) с разнообразными фотографиями образов из коллекции и репродукцией наброска, который когда-то нарисовал Лагерфельд: на нем он шел бок о бок с Коко Шанель. На модельере — черные солнечные очки, жесткий белый воротник, волосы собраны в хвост; у нее — шляпка с камелией и стеганая сумка. Над их головами небрежным почерком написано: «The beat goes on».
Да, просто мелодия неизбежно поменялась.
Каждому бренду, потерявшему своего героя до того, как тот самостоятельно ушел с поста (решив отойти от дел или продать компанию), приходится столкнуться с проблемой того, как сохранить дух, которым руководствовался Модный дом, без человека, который столько лет определял направление его развития. Однако у плана Chanel есть похожие прецеденты, и их истории говорят о том, что это неплохая идея.
В 2017 году после неожиданной смерти Аззедина Алайя его компания решила не заменять его другим дизайнером (все разделяли мнение о том, что он был незаменим), а изучать его архивы и эскизы, чтобы сохранить его стиль и видение бренда.
И вот, спустя три сезона марка разработала подход, при котором ткани и силуэты прошлого повторно появляются в новой форме: принт бабочки, который Алайя создал в 1991 году (работая по ночам, он любил смотреть канал National Geographic), превратился в длинное кружевное платье; двубортный пиджак 1986 года получил широкий ворот и витую баску на талии, из-за чего казалось, что сзади кардиган был зашнурован — в нем по-прежнему бескомпромиссно сочеталась строгость и чувственность; принт под питона органично сливался с цветочным дизайном одного из его классических трикотажных платьев с широким воротником-трубой. Вдохновением для толстовки, покрытой вручную расшитыми завитками синего и фиолетового, напоминающими северное сияние, был узор, когда-то появившийся на кожаном пальто и всё ещё остающийся актуальным. Или, может быть, вечным.
А еще есть Александр МакКуин. В 2010 году основатель одноименного бренда покончил жизнь самоубийством, и, как и в Chanel, у руля Дома встала его правая рука. Вот уже почти 10 лет Сара Бертон неспешно и неуловимо изменяет бренд под себя и помогает ему двигаться дальше, при этом не отрекаясь и не теряя связи с его основателем. Вместо этого она отшлифовала неровности, осветила темные места и впустила в Дом какую-то необузданную романтичность.
И использовала ее для того, чтобы с открытым сердцем изложить свое видение современного мира.
В этом сезоне она сделала это особенно изящно. Поработав с заводами из своего детства на севере Англии (зрители сидели на огромных и удивительно удобных рулонах ткани; все производители были перечислены в заметках к показу) — с компаниями, чье существование может оказаться под угрозой в том случае, если Великобритания покинет Европейский союз — она превознесла свое призвание и придала ему невероятную форму, продемонстрировавшую, насколько актуальными могут оставаться эти традиции и навыки, и сколько всего будет потеряно, если оставить их на произвол судьбы.
Обзор коллекции Alexander McQueen Fall/Winter 2019 RTW по ссылке
Строгие серые костюмы с угловатыми (но не преувеличенными) плечами — силу можно передать не только через накладки, но и через крой — с одной стороны, словно водопад, стекали до колена, отделанные каймой со словами «Made in England». Чайные платья героинь сестер Бронте с размытыми принтами роз на королевском атласе стягивались дважды обернутым кожаным поясом. Кожа и атлас на талии и плече были скручены в розы — в Белую розу Йорков и Алую розу Ланкастеров.
Трикотажные полоски, усыпанные серебряными кнопками, собрались в облегающее платье. В кружевах обитало целое разнообразие существ: совы и бакланы, чайки и пчелы. Элементы оборудования с металлическим блеском превратились в сияющее платье из тюля, сверкающее крошечными серебристыми цепочками и найденными сокровищами. Все решения были тщательно продуманы.
Это была хвалебная ода (которую можно носить) Англии прошлого, Англии легенд и мифов, Англии, которая, возможно, появится в будущем или, пожалуй, Англии, которой больше никогда не будет.
Это было еще одним подтверждением того, что в этом случае, как и во всех других, нам придется подождать, чтобы узнать, что произойдет дальше.
Источник: Nytimes.com