Шайа Лабаф — это кот, который уже прожил девять жизней, но когда он рассказывает о своих новых увлечениях, звоня из дома в Лос-Анджелесе, он кажется более живым, чем когда-либо прежде. Томас Гортон из DAZED созвонился с Лабафом, чтобы побольше узнать о Slauson Rec. и его нынешних планах.
За свои 33 года актер успел пережить несколько творческих перевоплощений и экзистенциальных кризисов на глазах общественности, разрушить свою славу и заново ее собрать, получить титул «Короля моды», перейти от ролей в «поп-культурном дерьме базового уровня» вроде «Трансформеров» к работе над признанным артхаусным кино, например, фильмам «Американская милашка» (2016) и скоро выходящему на экраны «Лапочке» — катартической картине, в которой Лабаф, играющий роль собственного отца, исследует свой опыт в качестве юной звезды и сына алкоголика.
Лабаф родился в бедной семье в Лос-Анджелесе в районе Эхо-Парк, став продуктом неблагополучной семьи и новым дополнением к роду исполнителей. Его отец был мимом и клоуном, а мать — бывшей балериной, ставшей художницей. Им приходилось трудиться на нескольких работах, чтобы сохранить семье крышу над головой. Несмотря на периодические отклонения от своего пути Лабаф был прирожденным актером, однако теперь, после того, как он почувствовал себя отчужденным от мира и его жителей, ему отчаянно хочется поделиться актерским мастерством с каким-либо сообществом и вновь превратить театр в «крайне важный вид искусства».
Лабаф является одним из основателей школы Slauson Rec. Theater Company, расположенной в центре Лос-Анджелеса — бесплатной программы по театральному искусству, которую может пройти любой желающий, независимо от уровня подготовки или опыта. Всё, что необходимо — это «история, которой ты хочешь поделиться». Slauson Rec. — это общественная инициатива, которая, по словам Лабафа, сделала его как никогда счастливым, однако он признается в том, что ее создание тоже было связано с «эгоизмом» и «погоней за кайфом».
Школа Slauson Rec. провела в павильоне Hudson Loft благотворительный вечер под названием Sacred Spectacle («Священное зрелище»), в котором приняли участие исполнители, которым «по душе их видение», в том числе Джейден Смит, YG, Kamaiyah и Vic Mensa.
Slauson Rec. открылась десять месяцев назад — что она тебе дала?
Шайа Лабаф: Невероятную радость, я испытываю радость в огромных количествах. Радость в ремесле и всё такое, радость в процессе, в разделении этой радости с кем-то. Эта радость уже не такая мимолетная, когда ты можешь прийти и увидеть перемены на лице другого человека. Это что-то по-настоящему особенное.
Понимаешь, это совсем не альтруизм или благотворительность. Всё началось с эгоизма, и в этом по-прежнему остается эгоизм. Это очень эгоистичная штука, ведь нельзя сказать, что я тут помогаю детям, это совсем не так. Да, к нам приходят дети — самому младшему 11, старшему 70. Целый спектр.
Я просто пытаюсь позволить себе жить по какому-то сценарию типа «долго и счастливо». Вот чем я тут занимаюсь, и я понял, что когда у меня получается — как бы это сказать, чтобы не прозвучало банально — радоваться достижениям других людей, особенно когда это происходит через совместную борьбу, чему, собственно, и посвящены эти мастер-классы, то я чувствую себя сильнее. Эта солидарность придает мне сил, и я испытываю коллективную радость, которая помогает мне развиваться, понимаешь?
«Раньше я очень зацикливался на себе. Я по-прежнему зациклен на себе, но я понял, что мои лучшие работы получаются из коллективного творчества, когда и происходят джем-сейшны»
В целом я сейчас нахожусь в самом счастливом периоде своей жизни. Основная причина, по которой я был таким заядлым алкоголиком, заключается в том, что когда я полностью поглощен или потерян в чем-то, или погружен во что-то гораздо важнее меня, я получаю кайф. Поэтому я и пил, потому что это освобождало меня от постоянной болтовни, от самоконтроля повседневной жизни, понимаешь? Этого чертового нервного самоанализа, этой непрерывной болтовни, и когда я нахожусь на этих мастер-классах, когда я занят работой, которую мы вместе делаем, я обо всём этом забываю. Это кайф. Я гоняюсь за кайфом.
Ты столько всего пережил. Приятно слышать, как ты говоришь о том, что ты по-настоящему счастлив.
Шайа Лабаф: Да, невероятно!
Было ли в Slauson Rec. какое-то событие, которое показалось тебе самым значимым?
Шайа Лабаф: Сложно их как-то классифицировать, потому что у нас нет лидеров как таковых. В своих первых сообщениях ты написал, что всё это «кажется чем-то отеческим», и я подумал… что на самом деле это совершенно не так, это просто отличный балансир, которого мне в жизни не хватало. Это гребаный джем-сейшн, а в джем-сейшне лидеры появляются лишь на некоторое время. Поэтому когда ты заходишь, то да, все смотрят на тебя, как на того чувака из «Трансформеров», у которого больше всего опыта. Они именно оттуда тебя знают, этим ты их сюда и привлек, понимаешь? Я не хожу по домам, а они не говорят: «Ах да, я помню тебя по “Нимфоманке”», они знают меня благодаря этому поп-культурному дерьму базового уровня. Это моя визитная карточка для привлечения людей — а потом, как только мы оказываемся в помещении, это лидерство исчезает, потому что так и должно быть. Здесь не может быть такой диктаторской ситуации, как на съемочной площадке, где есть режиссер, есть сценаристы и есть актеры.
Я не режиссер, не отец и не лидер, я посредник в помещении, полной «создателей моментов», и у нас нет лидеров, учителей, режиссеров или сценаристов, у нас есть свой язык, который мы развивали на протяжении 10 месяцев тесной связи, и свой набор правил. Поэтому я бы сказал, что решающим моментом стало именно определение этих пяти правил, потому что, ну, знаешь, нам показалось, что мы можем превратить утопию в реальность. Мы поняли, что у нас есть свой язык и способ общаться друг с другом с помощью движения, и мы можем развиваться, но сейчас нам нужен набор правил.
Первое, будь активен — ты должен быть здесь. Поэтому если ты пропустил занятие или часто опаздываешь, то ты сидишь на периферии и не можешь быть в круге игроков, в эпицентре. Второе, нужно вытаскивать друг из друга всё: и хорошее, и плохое. Третье, создавай моменты, которые ведут к другим моментам. Четвертое правило важное, именно с ним связан решающий момент. Так как до этого у нас были проблемы из-за того, что мы создавали что-нибудь и сразу же это анализировали, и из-за этого мы несколько месяцев провели в простое, в постоянном анализе без какого-либо продвижения. Поэтому мы разбили процесс анализа и создания на две отдельные сессии, и тогда всё пошло более гладко. Пятое, нарушай все правила — это мысль Джона Кейджа со времен колледжа Black Mountain, и оттуда же мы взяли идею для нашего логотипа.
На сайте Slauson Rec. есть лозунг, гласящий: «Создавай моменты. Придавай этому смысл. Превращай это во что-то священное». Насколько этот лозунг применим лично к тебе? Ведь ты, похоже, ушел от голливудской машины в мир более авторских, чувствительных инди-фильмов, в которых ты действительно хочешь сниматься.
Шайа Лабаф: Мне нужно было творческое сообщество. У нас с Люком и Настей (Тёрнером и Ронко) было такое сообщество, в котором я мог погружаться в эти проекты, но эта группа была слишком маленькой. Несмотря на то, что я люблю работать с ними, это слишком маленькая работа. Самое классное — это когда раз в год мы запускаем проект, и тогда приходит вся эта публика, вот тогда я чертовски заряжаюсь. Вот тогда случается джем-сейшн. Остальная часть года уходит на анализ, разбор и борьбу этих идей в неподвижном состоянии, и я осознал, что, хотя я и понимаю, что это необходимо, мне очень неприятно постоянно находиться в творческом напряжении. Это полезное напряжение, но всё же это напряжение, мы постоянно спорим друг с другом, мы постоянно обсуждаем разные идеи и позиции, и всё это происходит очень бурно, а я не «бурный» человек. Я профессионально испытываю чувства, поэтому несмотря на то, что мне нравится эта работа, и я буду продолжать этим заниматься, я понял, что мне недостаточно бывать на этих джем-сейшнах раз в год. Мне этого не хватает.
«Мы пытаемся создать место, в котором истории аутсайдеров найдут инструмент для самовыражения и в то же время будут актуальными»
Поэтому я захотел осуществить мечту, которая была у нас с Бобби (Бобби Сото — один из основателей Slauson Rec.), который снял фильм (с Лабафом) под названием «Сборщик налогов». А еще я хотел уйти от этого нарциссизма. Понимаешь… В работе над фильмом присутствует какая-то неполная радость, потому что даже если ты сыграл хорошо, в этом есть какое-то нарциссическое удовлетворение. Ты по-прежнему находишься в эпицентре постоянного наблюдения за своим поведением, произведением правильного впечатления, постоянного выставления себя напоказ, этого расчета, постоянной зацикленности на себе.
Но ты ведь до сих пор очень хорошо относишься к актерской игре, да? Ну, знаешь, ты ведь часто снимаешься и ты, должно быть — даже несмотря на то, что все эти вещи звучат негативно — должно быть, ты по-прежнему видишь в этом что-то прекрасное?
Шайа Лабаф: Это мое самое любимое дело, которым мне когда-либо приходилось заниматься, но я занимался им так, как будто я играю в гольф. Я относился к нему так, как будто есть только ты и мяч, понимаешь? Я не видел в этом какого-то коллективного вида искусства. А ведь это оно и есть! И для меня это было настоящим озарением, к которому я пришел совсем недавно, потому что раньше я очень зацикливался на себе. Я по-прежнему зациклен на себе, я не могу от этого избавиться, это мой режим по умолчанию и в особенности как актера, потому что для этого вида искусства необходим определенный уровень нарциссизма. Но я понял, что мои лучшие работы получаются из коллективного творчества, когда происходят джем-сейшны.
Возьмем, к примеру, «Американскую милашку». Я начинаю свою работу как актер, но в определенный момент нужно глубоко погрузиться в этот мир. Нужно поддаться этому миру, потому что ты имеешь дело не с другими актерами, а с реальностью. Ты имеешь дело с истиной, которая лучше твоей игры, и нужно уступить дорогу этой истине. Ей нужно уступить для того, чтобы вступить с ней в гармонию, и именно в этом заключается цель пребывания на съемочной площадке — создать гармонию. Это как музыка.
Для того, чтобы достичь этой близости, нужно полностью в нее погрузиться, человек на другой стороне должен поверить, что ты не просто какой-то чертов мистер Трансформер, который появился всего на три месяца. Люди должны поверить, что ты полностью отдаешься делу, поэтому я начал погружаться в процесс, по-настоящему растворяться в человеке на другой стороне процесса и делать из этого джем-сейшн, в отличие от мистера Чертового актерского метода, который меня не устраивал ни в актерском мастерстве, ни в жизни.
Когда это превратилось во что-то всепоглощающее, когда это превратилось во что-то более коллективное, моя игра улучшилась, и это начало находить отражение в моей жизни. Поэтому я и хотел основать этот театр для того, чтобы получить возможность поделиться тем, что я люблю, с другими людьми, у которых этого нет, а также чтобы иметь возможность ощущать эту коллективную радость каждую, черт возьми, неделю.
Ты больше не играешь в гольф.
Шайа Лабаф: Вот именно! Это превратилось во что-то вроде… командного вида спорта.
Давай поговорим о вечере Sacred Spectacle. Ты собрал столько людей — как ты привлек таких исполнителей, как Джейден Смит и YG?
Шайа Лабаф: Все эти люди делают это из чистой любви к нашему видению, они не получают за это денег, они прилетают прямиком из туров, они находят для этого время в своем графике, и на это у них есть ряд причин. Они делают это, потому что, во-первых, мы с ними ладим, и они вообще согласились прочесть письмо, которое я им прислал, и, во-вторых, им по душе видение того, что мы пытаемся построить. Мое электронное письмо было очень простым. По сути, письмо было о том, что благодаря поддержке и наблюдению за творческими людьми я чувствую себя менее одиноким, и я хочу поделиться этим с другими людьми. «Я хочу сделать что-то очень громкое, и мне нужна ваша помощь». И этим людям не потребовалось много времени для принятия решения.
Какие чувства ты хочешь вызвать у людей с помощью Sacred Spectacle?
Шайа Лабаф: Чтобы они почувствовали себя ближе друг к другу. Вот и всё. Мы пытаемся создать театр для людей, которые не увлекаются театром, мы пытаемся создать театр, полный враждебности, праздника, гребаных тусовок, горя, мы пытаемся создать место, в котором истории аутсайдеров найдут инструмент для самовыражения и в то же время будут актуальными. Мы хотим, чтобы люди выстраивались в очередь ради спектаклей, как будто это что-то жизненно необходимое.
В истории театра были такие времена — и даже если вы сейчас пойдете в театр — можно посмотреть на строение театра, по бокам у него есть такие отсеки, и я всегда задавался вопросом, для чего, черт возьми, они нужны. Я просто думал: «Ну, это какое-то эстетическое решение», но это не так. На самом деле на рубеже веков, когда театру отводилась крайне важная роль, когда в обществе театр считался крайне важным видом искусства, вдовам нельзя было выходить в свет в течение года после смерти мужа. Поэтому у женщины, чей муж только что умер, не было такого места, в котором она могла бы общаться и сближаться с другими людьми.
По сути, для нее считалось неприемлемым появляться на публике, поэтому архитекторы строили в театрах эти отсеки, в которых вдовы могли появляться и взаимодействовать с публикой таким образом, который помогал им восстанавливаться, придавал энергию и сближал с другими людьми. Мы пытаемся построить этот новый отсек в театре для людей, которые сейчас считаются в театре неприемлемыми.
«Я появился из гребаного уныния, я появился из трех человек в гребаной комнате, пытающихся быть друг для друга всем. И мы просто не могли этого сделать»
Если взглянуть на тех людей, которые сейчас ходят в театр, совсем не обязательно, что это будут те же люди, что ходят на музыкальные фестивали. Сейчас музыкальные фестивали имеют крайне важное значение по целому ряду причин, но в основном из-за того, что это большие совместные представления, на которых люди могут вместе потанцевать и затеряться в этом зрелище, и тем самым исцелить себя и свое одиночество, а это, похоже, наша последняя запретная тема — чертово одиночество.
Как ты думаешь, мы все рождаемся одинокими? Одиноки ли люди — неужели мы все вместе живем на большом каменном осколке и все мы по отдельности одиноки?
Шайа Лабаф: До постмодернизма значение имел Бог, Бог был исцелителем, Бог был музыкальным фестивалем, это было необходимо, так ведь? Он был тем зрелищем, частью которого ощущали себя люди. Мы все хотим быть частью какой-то группы. Ни один человек не будет для другого всем. Вот почему так много браков рушится, потому что люди женятся, а потом ожидают, что этот другой человек будет для них всем. Хрена с два такое возможно. Для того, чтобы выживать, нам нужны были большие группы — 50, 70, 80 человек. А потом эти группы стали более изолированными, они уменьшились, и теперь у нас в домах по три человека и целая куча дерьма, драмы и уныния, а если радость туда и приходит, то она всегда мимолетна. Или это даже не радость, а просто удовлетворение, а это разные вещи, и всё это потому, что в нас нет солидарности к другим людям. А именно в этой солидарности на самом деле и кроется источник радости. Эта радость — возможность полностью раствориться друг в друге, быть полностью поглощенными друг другом. Это и есть наркотик, о котором я говорю, это и есть кайф.
И его всё сложнее получить, понимаешь? Раньше, когда мы были младше, можно было подойти к кому угодно и сказать: «Привет» — в четыре или пять лет — «Хочешь со мной дружить?» Сейчас детям такого говорить нельзя, люди подумают, что ты сумасшедший. Попробуй прямо сейчас выйти на улицу, зайти в кофейню, подойти к случайному человеку и сказать: «Привет, хочешь со мной дружить?» Да этот засранец посмотрит на тебя так, как будто ты больной на голову. Как будто это самая безумная чушь, которую ты когда-либо говорил в своей жизни. И всё же, если вернуться к тому ребенку внутри себя, тому малышу, который ползал по лестнице на четвереньках, той наивности, благодаря которой можно было подойти к человеку и сказать: «Привет, хочешь со мной дружить?» У нас это отняли из-за чертовой специализированной работы, которую нас вынуждают выполнять…
Все играют в гольф.
Шайа Лабаф: Да, все играют в гольф. Да, именно так, чувак. Все играют в гольф. Молодежи приходится сталкиваться с поколением, которое всё контролирует, то есть со старшим поколением, которое уже согласилось на эту жизненную рутину. Мир уже сыграл с ними свою злую шутку. Им пришлось приспособиться, потому что им нужно выживать. Поэтому они и находятся под этим тухлым угнетением в гребаном режиме рутины. Изо дня в день сраное выживание в режиме с 9 до 5, которое душит не только творчество, но и ту коллективную радость, о которой мы говорили.
У тебя в семье много исполнителей. Твой отец был мимом и артистом, твоя мать — балериной и художницей. Ты не считаешь то, что ты решил воссоединиться с театром — более традиционной формой искусства — желанием воссоединиться со своей семьей или представлениями о семье, или даже, может быть, воспоминаниями о ней?
Шайа Лабаф: Да! Чувак, я родом из драмы. Я появился из гребаного уныния, я появился из трех человек в гребаной комнате, пытающихся быть друг для друга всем. И мы просто не могли этого сделать.
Мы просто не можем, потому что это, черт возьми, невозможно, и мы не были частью каких-либо групп, я не был частью каких-либо групп. Так что да, я строю этот театр, чтобы быть частью группы. Я провожу сеансы психотерапии дома у ребят из Brockhampton, чтобы быть частью группы. Я понял, что чем больше у меня этих групп, тем я счастливее. Мой совет моей семье или кому-либо еще, кто находится в самом эпицентре уныния — присоединиться как можно к большему количеству чертовых групп. Даже если это совсем глупые группы, даже если это чертово катание на роликах по средам, даже если это курсы керамики или скалолазания, уборка мусора или какая-нибудь другая чертовщина, присоединяйтесь как можно к большему количеству групп.
Мои мать и отец никогда не присоединялись ни к каким группам, они себя изолировали. Они со всех сторон окружили себя рутиной. До того, как я получил роль в сериале «Зажигай со Стивенсами» и стал частью группы, меня постоянно избивали, потому что в своей школе я был единственным белым ребенком. Мой отец был в байкерской банде, так что он был частью группы, но это была по-настоящему токсичная группа. А потом отец сел в тюрьму, а его чуваки все равно постоянно появлялись у нас дома, и мы с мамой не были частью их группы, это была просто кучка незнакомцев в нашем доме. Как только ты становишься частью семьи байкеров, твой дом превращается в общий: они ни с того ни с сего появляются на Рождество с двенадцатью чуваками и говорят тебе, что останутся до сентября.
Звучит ужасно.
Шайа Лабаф: Да, но в то же время это наполнило мой дом определенным количеством жизни. Хотя мы и не были частью той группы, я видел эту группу издалека, я видел, как они собирались вместе. Я видел в них радость, хотя я и не был ее частью.
Ты понял, что хочешь другую версию этой группы где-то в другом месте.
Шайа Лабаф: Да! Да, и именно это мы и создаем! Это та группа, за которой я гнался всю свою жизнь, и это та самая группа, которую я иногда чувствую на съемочной площадке, но даже там существует линия разделения высшего и низшего, ведь личные ассистенты не чувствуют себя так же хорошо, как чертов режиссер, так?
У помощников не возникает того же чувства общности, потому что у них нет такого же права голоса, и поэтому этот человек не может считать себя счастливым или свободным, если он не принимает в этом участия. Если люди просто бегают туда-сюда, собирая коктейли, они не участвуют в процессе создания, у них нет своей доли власти, а значит, они не могут быть счастливы. Это невозможно.
Давай поговорим о ваших сеансах терапии с Brockhampton. Ты уже затрагивал эту тему, и Kevin Abstract говорил об этом ранее на этой неделе — какую пользу ты из них извлекаешь?
Шайа Лабаф: У них есть что-то совершенно особенное. Группа Brockhampton начала свое существование на форуме фанатов Канье Уэста. Всё началось именно с этого, это просто кучка парней, которые любили Канье Уэста, которые годами ежедневно переписывались на этом форуме, они решили встретиться и собрать эту группу. И они начали устраивать встречи, один, два раза в год, где они все встречались и болтали о том, что они любят и не любят.
Ну, и, короче говоря, ребята из Brockhampton сказали мне: «Эй, давай записывать с нами клипы», а потом я посмотрел их видео и подумал: «Черт возьми, вы просто шикарны, я не смогу сделать что-либо лучше этого. Я не буду принимать в клипах участие, потому что я не смогу сделать из них что-то лучше, чем то, что вы уже делаете, но я хочу быть в Brockhampton, хоть я и не могу. Я не хочу читать рэп, но я хочу быть частью группы». И я спросил, что у нас есть общего. И оказалось, что мы все немного одиноки, и я сейчас прохожу тяжелую психотерапию и нахожусь в постоянной саморефлексии, потому что я выбираюсь из гребаной грязи. Я узнал, что, хотя у них и не было такого количества проблем, им тоже приходится проходить через некую грязь, и Иэн (сценический псевдоним — Kevin Abstract) сказал мне: «Эй, чувак, как тебе идея о том, чтобы мы все собирались и болтали обо всякой фигне, как мы это делали в начале существования Brockhampton, когда мы устраивали встречи?» А я ответил: «Эх, чувак, знаешь, я не могу по пятницам, потому что я хожу к психотерапевту», а он рассмеялся и сказал: «Йоу, да это же идеально, нам нужно проводить гребаную групповую терапию». И вот во что превратились эти встречи.
«Отсутствие друзей по-настоящему разъедает душу. Да, это тебя разрушает.»
Позже он прислал мне флаер, который он сделал вместе с HK, и на этом флаере была маленькая картинка с Алленом Айверсоном с букетом роз в руках, а поверх нее огромными буквами было написано «Пятничная терапия». Когда мне прислали этот флаер, я подумал: «О боже, это потрясающе». Я пришел туда, и дом был наполовину заполнен музыкантами и наполовину — людьми, которые были просто друзьями этих музыкантов, обычными людьми, это довольно разномастная эклектичная группа, но все примерно одного возраста. И мы сидим на кухне у этого чувака и по кругу разговариваем, как будто это какая-то 12-шаговая встреча, и мы не говорим о каких-либо решениях, мы не пытаемся решить проблемы друг друга, но мы внимательно друг друга слушаем. Всё это продолжается около четырех или пяти часов, потому что иногда в комнате собирается 40 или 50 человек.
Он (Kevin Abstract) как раз выпустил альбом «Arizona Baby», и важной темой этого альбома является сочувствие. На всех его постерах, расклеенных по Лос-Анджелесу, изображено его лицо, а под ним слова: «Научи меня сочувствию». Поэтому на самом деле, мне кажется, изначально эти групповые встречи были возможностью для Иэна научиться сочувствовать другим людям, и он много времени проводит, слушая других. На самом деле до недавнего времени он говорил меньше, чем большинство людей, собравшихся в комнате, но в последние пару недель он начал больше открываться. Примерно месяц с начала этих встреч он просто слушал. Так что еще одна группа, частью которой я стал — это сессии пятничной психотерапии, хотя, по правде говоря, это никакая не терапия, а просто онлайн-форумы, воплощенные в жизнь. Мы придали физический облик тому, что так привлекает нас в социальных сетях — эта мгновенная связь и понимание того, что я сейчас войду в эту комнату, и там будет 40 человек, которые будут со мной разговаривать. Независимо от того, как я выгляжу, как я говорю, что я делал на прошлой неделе, во что я одет, или как я себя чувствую, 40 человек готовы говорить со мной и делиться чем-то со мной, открываться мне и общаться со мной, и это нас сближает, и всё это благоприятно на нас сказывается.
Жизнь — это, конечно, путешествие с радостями и неудачами, но, судя по разговору с тобой, похоже, ты сейчас находишься где-то в очень положительном месте. Тебе пришлось через многое в своей жизни пройти: «Лапочка» — это фильм об агонии взросления и выживания. Как ты думаешь, в какой точке ты находишься сейчас?
Шайа Лабаф: У меня яркая жизнь, в ней есть свои взлеты и падения, но сейчас в моей жизни есть друзья.
А раньше тебе казалось, что у тебя нет друзей? В Голливуде сложно завести друзей?
Шайа Лабаф: Да, долгое время у меня не было друзей. Ни одного.
И что ты чувствовал по этому поводу?
Шайа Лабаф: Отсутствие друзей по-настоящему разъедает душу. Да, это тебя разрушает. И знаешь, я был одним из тех, кто делает своего любимого человека всем, понимаешь? Я хотел, чтобы этот человек был для меня всеми остальными людьми. А это просто ненормально.
Как ты думаешь, почему ты это делал?
Шайа Лабаф: Потому что я боялся протянуть руку. Я боялся… Я так боялся подойти к другим людям и сказать: «Привет, хочешь со мной дружить?» Потому что мир уже сыграл с ними злую шутку.
Поэтому ты надеялся, что тебя спасут твои возлюбленные?
Шайа Лабаф: Не спасут, а будут всеми моими друзьями. Я хотел, чтобы мои возлюбленные заменяли мне 60 человек. А это просто невозможно, понимаешь, чтобы заменить 60 человек, тебе нужно 60 человек. Нельзя просить человека заменять тебе всех людей в твоей жизни, никто не сможет тебе этого дать. Даже самые величайшие возлюбленные в истории не могут быть для другого человека всем, а что делал я: я влюблялся и строил гнездо, а потом больше никогда не покидал это гнездо. Это та любовь, которую я знал, это то, на чем я был воспитан. Я ребенок из неблагополучной семьи, и такие у меня были примеры. У обоих моих родителей не так уж много друзей.
Но теперь ты дружишь со своими родителями, да?
Шайа Лабаф: Конечно. Да, конечно, но они не заменяют мне всех друзей. Они мама и папа, а не 60 людей. По сути, я просто перестал требовать от людей слишком многого. Я просто предлагаю людям быть моими друзьями, и я предлагаю это большему количеству людей.
Что бы ты сказал детям, которые чувствуют то же, что и ты когда-то, или чувствуют себя одинокими, или чувствуют, что у них нет друзей? Что бы ты им сказал?
Шайа Лабаф: Присоединяйтесь как можно к большему количеству групп. Присоединяйтесь ко всем глупым группам, всем мудрым группам, всем тупым группам. Присоединяйтесь как можно к большему количеству.
Я знаю, что ты уже рассказал мне, что в Slauson Rec. для тебя нет ничего отеческого, но я думаю, ты был бы хорошим отцом. Ты говорил о том, что идея малой семьи может быть унылой, но хочешь ли ты завести ребенка? Ты когда-нибудь задумывался об этом?
Шайа Лабаф: Больше, чем построить семью, я хочу быть частью племени. Если ребенок появится в моей жизни, я надеюсь, что в тот момент я буду жить полной жизнью. Когда я закрываю глаза и думаю о том, каким бы мне хотелось видеть свой дом и какие чувства он должен вызывать… Ты когда-нибудь смотрел «Один дома»?
Да.
Шайа Лабаф: Так вот, там же есть рождественская сцена до того, как они уезжают в аэропорт, сцена, в которой все эти засранцы бегают туда-сюда. «У кого пицца?» Тут парень бежит вниз по лестнице, там пролетает девчонка, кто-то сидит в ванной, и никто никуда не может добраться, и по всему дому бегает 70 человек. Я бы хотел завести ребенка в таких условиях, и пока мой дом не настолько полон, не думаю, что хочу иметь детей, потому что я не хочу, чтобы ребенок жил в унынии.
Я тоже люблю эту сцену.
Шайа Лабаф: Все ее любят.
Что ты можешь рассказать нам о пьесе, которую вы покажете в Slauson. Можешь намекнуть на то, о чем она будет, и чего людям стоит ожидать?
Шайа Лабаф: Она посвящена рождению нового человека. У нас в актерском составе 12 человек — речь пойдет о рождении нового человека и смерти старого.
Есть ли в Slauson кто-нибудь, кто сможет удивить зрителей так, как это сделала Саша Лэйн в «Американской милашке»?
Шайа Лабаф: Да.
Можешь рассказать поподробнее?
Шайа Лабаф: Нет, потому что иначе у меня будут неприятности, и в субботу мне придется с этим разбираться. Но да, они есть, у нас есть впечатляющие засранцы.
Источник: dazeddigital.com
Интервью с бессмертным Киану Ривзом читайте по ссылке